Ольга Чигиринская - Шанс, в котором нет правил [черновик]
Он достал сковородку, включил плиту и начал жарить мясо. «Пинкертоны» были те еще домоводы, но самым примитивным навыкам готовки они его обучили, спасибо. Теперь он знал и умел ровно столько, сколько и положено бывшему домашнему мальчику, отплывшему в самостоятельную жизнь.
Мясо подрумянилось, Катя расставила на столе тарелки.
— Бокалы у тебя есть?
— М-м-м… нет.
— Ладно, — место бокалов заняли две пиалки, из которых Антон обычно пил чай. — Хайям пил из глиняных чаш, в конце концов.
— А потом писал, что эти чаши сделаны из праха мертвых.
— Да, как-то неправильно они там с глиной обращались. А салат есть куда насыпать?
— Да, на третьей полке…
— Ужас какая пыльная. Пропусти, — маленькая угловая мойка и узкая двухконфорочная плита стояли впритирку. Антон и Катя тоже оказались впритирку.
— Рис варить? — спросил он. — Или лапшу?
— Не надо. Обжираться не будем. Сделай маленький огонь и помоги порезать овощи. Тебе — капуста, — она протянула продолговатый кочан «пекинской». Он взял нож, доску — и начал резать. — Мельче, мельче.
— А так что, в рот не пролезет? — удивился он.
— Ты эстетическими соображениями руководствуйся.
— Хватит Японию разводить, — прорычал Антон, подражая Косте.
— А твой Неверов — мужлан, — парировала Катя.
— Мужик, — поправил Антон.
Сколько же это мы оставляем следов… Это называется, прижились.
— Это Ломоносов был мужик — но интеллигент. А Неверов — мужлан.
Антон не стал спорить, просто ссыпал капусту в мокрую салатницу.
— А теперь посоли и подави.
— Кого подавить? Морскую свинку?
— Капусту. Разомни ее. Руками.
— Век живи, век учись, — Антон посолил капусту и помял ее в пальцах. Кукуруза, краб, майонез — салат готов. Отдельной посуды для мяса не нашлось — он вымыл магазинный поддончик и выложил жаркое туда. Потом взял на себя самую мужскую часть работы: открыл бутылку и разлил по пиалам. Катя внесла в картину финальный штрих: зажгла две маленьких гелевых свечи и выключила верхний свет. Сняла очки, аккуратно упаковала в футляр, спрятала в сумочку.
— Ну, — оба подняли пиалы. — За встречу.
Вино было на вкус Антона слишком сухим, но в сочетании со слишком острой свининой пошло замечательно. Оба осушили пиалы, Антон налил еще.
— Музыку сделать? — он кивнул на кухонный терминал.
— Не надо. Целый день в ушах звенит — в столовой, в магазине, в транспорте у кого-то обязательно что-то играет… Давай в тишине посидим.
Антон не мог объяснить ей, что тишина сейчас его тяготит. Заставляет думать, не дает голове отдыхать. Может, вино на пользу пойдет?
— Знаешь, я не жалею ни о чем, — сказал он. — Даже о… сопутствующих обстоятельствах.
— А я жалею о сопутствующих, — пожала плечами Катя. — Слишком много на свете уродов. Лучше знакомиться без мордобоя.
— Да без мордобоя ты на меня даже не посмотрела бы, наверное, — подначил он. — Вокруг тебя такие парни плясали…
— И куда все они делись, когда появился Корзун? — это была фамилия гоблина. — Испарились. Не волнуйся, я к тебе и до того присматривалась.
— Я не замечал.
— А ты и сейчас многого не замечаешь. Весь то в учебе, то в работе.
Антон вздохнул, развел руками.
— Кушать хочется. Таньга зарабатывать надо. А… чего я не замечаю?
— Ну, например, что у меня в чашке пусто.
— Упс… извините, мэм…
Да нет, на самом деле он замечал — и то, как смотрели на него девушки с его потока, и то, как смотрела Катя. Но предпочитал делать вид, что не замечает. Потому что если переступить эту черту, если превратить дружеские отношения в… более глубокие — то нужно выходить на новый уровень искренности. А как, если его жизнь сейчас — сплошная ложь? И даже фамилия, под которой он живет — не его? Хорошо хоть удалось найти «мертвую душу» с подходящим именем — Антон Маковский. И для Игоря отыскался паспорт на имя Георгия Карастоянова. А нынешняя личность Андрея завелась еще с ростбифовских времен.
А теперь все по-новой… И менять придется не только фамилию. Лицо, телосложение, возраст, род занятий — он чувствовал себя льдинкой, которую уронили в суп. Не в горячий, в едва теплый суп. Так, чтобы льдинка понимала, что тает. Даже если вытащить, охладить, потерянного не соберешь…
— Они там на тебе верхом ездят, — продолжала Катя. — Могли бы платить и побольше.
— Я намекну, — улыбнулся Антон.
— Ага. С твоей деликатностью ты из Новицкого ломаного цента не выжмешь.
Ломаного цента… Щелк-щелк… Косте на организацию лагеря понадобятся для начала как минимум сорок тысяч. Экстремальные игрища — недешевое развлечение. Какую же из наших шарашкиных контор задействовать? Наверное, «Нику». Позвонить Дакоте, пусть оформляет как спонсорство и списывает с налогов…
— Ау! — Катя снова щелкнула пальцами.
— Извини. Кстати о центах, хочешь в театр? В Мариинке «Лоэнгрина» дают. В Новой Опере — «Мулен Руж».
— Угу, — согласилась Катя. — А потом тебя опять в последний момент труба позовет. Водопроводная.
— Да ладно, — обиделся Антон. — Мы с тобой раз пять в театр ходили.
— Четыре раза, — сказала Катя. — И одиннадцать раз — в кино. И я не знаю сколько — в «Пицца да Болонья». И один раз — в варьете, на ту польскую певицу.
— Ванда Войтович, — машинально уточнил Антон.
— Угу, Ванда. Которую твои пинкертоны охраняли. А скажи честно: у Новицкого с ней что-то было?
— Да, — немного подумав, признал Антон.
— Ну слава Богу. А то я уже подумала, что он не человек, а памятник самому себе. Статуя Командора. Кстати, девочки с факультета думают, что вы с ним… ну-у-у…
Антон поперхнулся пекинской капустой, запил прямо из горла.
— Мильпардон, — он опять налил Кате и себе. Осталось уже совсем мало. — А почему тогда не с Карастояновым?
— Жорж ваш бабник, это все знают, — отмахнулась Катя.
— Кто это «все»? — округлил глаза Антон.
— Ну, хотя бы все, кто живет в нашем корпусе общаги. Потому что там обитает, например, Элька Баранович, которую Карастоянов как трахнул полтора года назад, так она до сих пор забыть не может. А после Эльки он еще с двумя спал — одна с четвертого курса, вторая аспирантка. Я даже знаю, что он западает на пухленьких блондиночек, и никогда с одной не спит дважды.
Новое дело, подумал Антон. Как же это у Игоря так лихо получилось три раза в одну воронку попасть? А впрочем, учитывая, какое количество стипендиаток зарабатывает себе на шмотки помоднее и отдельную комнату «эскортом»… Но это беда. Это, товарищи, беда, потому что то, что знает все общежитие, непременно узнают и те, с обратной стороны. Если уже не узнали… Игорю придется — а как его с этого снимешь? Энею нужно доложить обязательно. Утром. Первым же делом.
— Так что мне сказать девочкам с факультета? — промурлыкала Катя.
— Что они дуры, — искренне сказал Антон. — Мы же с тобой встречаемся. Это же все знают.
— Все знают, что встречаемся. И только.
Антон бесшумно выдохнул. Ну, что теперь? Он ведь заметил — и свечи эти, и духи, и то, что Катя накрасилась — хотя обычно косметикой пренебрегала, «жаль время терять». И по сугубому мнению, Антона, совсем в ней не нуждалась. И что блузка с низким вырезом, а под ней нет лифчика — тоже заметил…
— Мне, в общем, наплевать, что думают факультетские дуры, — во рту пересохло.
— А что думаю я?
— Что думаешь ты — нет. Но ты же… не веришь всяким глупостям?
— Про меня, между прочим, тоже болтают… что мы с тобой — антисеки, и встречаемся только для виду.
— Да не пошли бы они, — пожал плечами Антон. Куда — не сказал: Катя не выносила матерщины. Совершенно искренне, без всякого ханжества.
— Ну не люблю я лизаться на людях, — он разлил по пиалам последнее вино.
Что-то быстро они прикончили бутылку. Катя слегка раскраснелась.
— Я знаю, что не любишь. Но теперь-то мы одни.
Антон встал, перегнулся через стол и поцеловал ее. Далеко не в первый раз — но сейчас этот поцелуй значил нечто большее.
— Катя, — сказал он севшим голосом, когда их губы расстались. — Я должен буду уехать после этого семестра, наверное.
— Куда? — удивилась она.
— Не знаю пока. Разослал свои резюме по разным местам — где дадут стипендию, туда и поеду.
— Тебе и здесь дадут, — губы Кати дрогнули. — А жить можно и не в таком шикарном районе.
— Не в этом дело, — Антон вздохнул. — Не в деньгах.
Врать было тошно. Он взял Катину ладонь и легонько сжал, безотчетно лаская.
— Помнишь, ты говорила, что когда-нибудь мы с пинкертонами допрыгаемся? Ну вот… мы допрыгались. Варьете, куда мы ходили на концерт Войтович… им владеет один… высокий господин (слова «варк» Катя тоже не любила). А я там зарисовался однажды… неосторожно… дурак такой… И этот высокий господин на меня запал.
